Всех музейщиков официально отпустили по домам. Уехали оперативники с Франей, а вслед за ними спонсор на «мерседесе». А Суздальская и Аросева в своем флигеле все сидят и коротают время за чаем. Случившееся в музее они обсудили, сойдясь во мнении, что Запорожцева наказала сама судьба. По телевизору в ночном новостном блоке показывают какую-то бразильскую выставку шоколада. «Роскошные шоколадные фонтаны и замки, — замечает комментатор, — будут съедены посетителями после выставки».
— Представляешь, Олеся, — фантазирует Лера. — Выставка экзотических животных. Зоологическая. Там всякие львы, тигры-людоеды. Удавы. Огромные пауки. Голос диктора за кадром объявляет: «Все посетители после окончания выставки будут съедены экспонатами!»
Музейщицы смотрят друг на друга секунду, а потом начинают истерически хохотать.
Эти люди называли себя музейными рейдерами. Среди своих, конечно. Больше никто об их деятельности не догадывался. О настоящих рейдерах знает весь читающий мир: это те акулы бизнеса, кто захватывает компании без согласия акционеров, агрессивно покупая акции на открытых торгах. Общее у тех и других только одно — не подкопаешься и за руку не схватишь.
Есть такие законы природы, которые не обойти, как ни старайся. Закон охотника и дичи, закон естественного отбора. И так во всем! Вот и у арт-бизнеса тоже образовалась своя теневая сторона. В ней действовал закон противоестественного отбора. Именно в этой тени и рыскали музейные рейдеры. Никто ничего не знал ни о них, ни о самой постановке дела. Что само по себе говорит о таланте постановщиков.
Ну сами посудите: если есть нечто, что плохо лежит, то очень скоро оно лежать уже не будет. А если совсем откровенно — отбирают ведь порой и то, что лежит хорошо. Весь вопрос только в количестве денег. Группа музейных рейдеров действовала нагло, стремительно и эффективно. Музейным «бизнес-хищникам» не нужно было ни перекупать сами музеи, ни убирать их руководство. Их интересовало содержимое: картины, скульптуры, редкости. Подобно пираньям, они выедали сердцевину музейного собрания, оставляя лишь стены и работы, не представляющие особой художественной ценности. Оставалась табличка с надписью «Музей», оставалось лет сто не ремонтированное здание, оставались бесполезные сотрудники вместе со своим беднягой директором. И все.
Схемы грабежа музеев были разработаны досконально. В какой-нибудь провинциальный город приезжала группа из трех-четырех человек. Каждый из них отвечал за свое направление. Один подробно изучил коллекцию провинциального музея и точно знал, какие именно ценности должна вывезти группа. Другой имел все бумаги и юридические разрешения. Третий обеспечивал транспорт и отвечал за упаковку предметов старины, чтобы они ни в коем случае не пострадали при перевозке.
В один отнюдь не прекрасный для музея день к директору входило несколько представительных мужчин. Приезжие совершенно не были похожи на бандитов или грабителей. У них была скорее внешность каких-нибудь чиновников, служащих государственного аппарата. Директору предъявляли серьезную бумагу. Например, это был официальный пресс-релиз выставки в представительстве ООН, где-нибудь в Берлине, Риме или Чикаго. Либо в национальной галерее Великобритании или США. Отдельно — любезное приглашение на выставку представителей культуры Украины. Выставка имела какое-нибудь громкое название — допустим, «Художники прошедшего тысячелетия». Или, скажем, «Имена в истории искусства». На другой бумажке, на фирменном бланке Министерства культуры, за подписью министра или замминистра директору музея господину Пупкину предписывалось вместе с экспертами отобрать раритеты для выставки.
Самое интересное, что все бумажки, как правило, были настоящие. И выставка действительно должна была скоро начаться. И министр был уверен, что музейные ценности поедут за границу! Просто по дороге ценности исчезали неизвестно куда.
Рейдерам-пираньям нужно было заставить медлительных провинциальных директоров музеев шевелиться быстрее. Оно и понятно: грабить положено молниеносно, чтобы жертвы не успевали опомниться. Жертвы обычно и не успевали, хотя и тут были возможны варианты — директор-дурак и директор-перестраховщик. С директором-перестраховщиком было так: он, получив в руки бумаги, звонил в министерство. Там его соединяли с руководителем отдела музеев. Он получал подтверждение всем полномочиям. Его просили поторопиться. Дальше все двигалось по описанному выше сценарию.
Директор-дурак при виде столичных чиновников тут же начинал суетиться перед ними. Просто по въевшейся привычке. А может, потому что дурак. Его научные сотрудники послушно выгребали из запасников и из экспозиции все ценное, все значимое. На произведения искусства здесь же заполнялись самые подробные сопроводительные карточки, плюс все сведения записывались в лэптоп сопровождающего чиновника. При интенсивной работе через час-другой произведения уже паковались в специальные ящики и грузились в автомобиль, специально (как объявлял чиновник) приспособленный для перевозки художественных ценностей. Директор-дурак еще крутился под ногами, пыхтел, пытался помогать грузчикам. Наконец, на последний ящик ставилась пломба, двери закрывались. Директор вытирал пот со лба. Чиновники жали его руку.
И ценности покидали провинциальный город навсегда.
Если через какое-то время руководство провинциального музея начинало бить тревогу, ему объясняли, что волноваться не следует, что работы переехали на другую выставку и скоро вернутся. Проходили месяцы и годы. Менялись правительства, министры и чиновники. Концов аферы было найти уже невозможно. Да и кто их будет искать, эти концы? Нищие музейщики? Нет. Музейщикам это явно не по карману. Заявлять в милицию? Помилуйте, это наивно: ей проплатили как раз за то, чтобы не искала. Конечно, пострадавшие могут обратиться в арбитражный суд с иском, но это очень дорого и бесконечно долго. А главное, совершенно бесполезно.