Шоу на крови - Страница 90

Учитывая, что Андрей плохо владел французским, но отлично говорил по-английски, а Габ и Леон в английском сильны не были, можно понять, почему объяснялись больше мимикой и жестами.

— Попробуй это, — протягивал Леон нечто в тесте.

— Это семена баобаба! Если съешь, будешь сильный и могучий, как это дерево! — Худощавый Габ изображал Шварценеггера и Сталлоне в одном лице.

— Да вы что, ребята! Эти семена твердые как камень. Их же есть нельзя, зубы сломаешь! — отмахивался от французов Андрэ.

— Семечки можно посадить — вырастет баобаб! — настаивал кругленький толстячок Леон.

— Кстати, насчет баб, — подвыпивший Двинятин слышал в звуках чужой речи знакомые сочетания и растолковывал их на свой лад. — Вот все говорят: француженки, француженки… Ни черта подобного! Смотреть не на что. Ваши фам — ерунда!

— Женщины! — догадались французы и наперебой заговорили так быстро, что Андрей совсем ничего не понял.

— Вот приезжайте к нам в Киев! Я покажу вам настоящих красавиц! Все «миски» мира им в подметки не годятся.

— Уи! Да, да! — Габ подскочил и показал на стене большой плакат европейского конкурса «Мисс Европа».

Андрей встал и, слегка пошатываясь, подошел вплотную к плакату, чтобы рассмотреть фотографии топ-моделей. Ром на него действовал очень забавно: ходить было трудно, а говорить — легко. Леон и Габ переглянулись с ухмылкой, им было ужасно любопытно проверить реакцию пьяного Андрэ: останется ли она после спиртного такой же молниеносной? Двинятин двигался взад-вперед и что-то горячо говорил, а за его спиной Леон и Габ придвигали к краю стола блюдца, тарелки, бокалы и легонько подталкивали — чтобы они поочередно падали. Гость, не прекращая говорить и не глядя, подхватывал падающее и водворял на стол. Кажется, он даже не замечал, что руки живут как бы отдельно от него. И вообще, это так было похоже на цирковой номер, что оба француза захохотали — до икоты, до слез.

Обычно сдержанный, молчаливый Двинятин чувствовал себя оратором. Он повернулся спиной к красоткам на стене и, указывая рукой назад, обратился к французам с горячей речью, не обращая внимания на их смех:

— Не надо смотреть на женщину так однобоко, только секси. Посмотрите ей в глаза! О! В ее глазах есть сразу и сирень и незабудки… У вас внутри делается сперва прохладно, а потом жарко! Э! Так сложно объяснить… Вот скажите мне, что такое любовь?

— Амур? — одновременно улыбнулись Леон и Габ, вытирая слезы смеха.

— Ну амур, лав, любовь. Что это? Болезнь? Раньше люди с ума сходили от любви! Даже придумали название болезни, она называлась любовная горячка. Вот вы встречали таких женщин?

Самое странное — несмотря на языковые барьеры, его приятели-французы поняли Двинятина. Выражения лиц Дюфренуа и Пеньо стали мечтательными. Видимо, каждый из них вспоминал романы своей жизни. Веселый полноватый крепыш Леон спросил:

— Как зовут твою женщину?

— Вера.

— Веррра! — грассируя, произнес Леон, а вслед за ним, как эхо, имя повторил Габ. Они делали ударение на последнем слоге имени, и получалось на французский манер.

— Нет, Вера! — поправил их Двинятин. — Вы не понимаете! Одно ее имя значит «верить», а разве можно жить без веры?

— Она красивая? — спросил Габ, затягиваясь сигарой.

— Очень, — ответил Андрей.

Он не смог бы объяснить французским приятелям, да и никаким своим старым друзьям это чувство. Мужчины, увидевшие ее впервые, начинали беспокоиться. Андрей неоднократно наблюдал такое. Они сначала не понимали, откуда исходит беспокойство. А предмет беспокойства стоял рядом и совершенно их игнорировал. Но стоило ей посмотреть своим синим взглядом или произнести хоть слово своим серебряным грудным голосом… И все головы поворачивались в ее сторону, и все люди начинали прислушиваться. Причем не только к словам — к самому звуку. А уж стоило ей рассмеяться!.. Какими жалкими выглядели бы слова, попытайся он описать Верин смех. Когда она смеялась, казалось, будто льется золотой дождь. Он обожал ее смешить, и это у него неплохо получалось. Не потому, что она была очень смешлива. Просто они всегда находились на одной волне. Ум ее был ироничным. Она видела смешное или нелепое там, где другие не замечали. Словно приправа к деликатесу, ее юмор привносил новое ощущение в обычные вещи. Стоило им вместе появиться где-то на людях, как на нее устремлялись взгляды — не только мужские, но и ревнивые женские. Она всегда была соперницей. Неосознанной соперницей, поскольку вобрала самые важные тайны своего пола. Она словно посылала в пространство магнитные флюиды. Эти частички ощущались в воздухе, как солнечные лучики…

— За Веррру! — поднял рюмку с ромом Габ.

— За Веррру! — присоединился к нему Леон.

Андрей выпил за свою возлюбленную с друзьями и отправился к себе. Он не помнил, как добрался, все-таки ром был крепок, градусов пятьдесят! На автопилоте доехал домой на такси. Жилье его находилось в центре города. Сейчас, когда он был «под давлением», его удивила нумерация этажей, начинавшаяся с нулевого. Он поднялся к себе на пятый этаж без лифта, а на самом деле это был шестой, если считать по французской мерке. На время работы в Париже ему сняли средних размеров комнату с двумя узкими окнами, выходящими во двор-колодец. По утрам его взгляд упирался в стену противоположного дома. Из предметов, заслуживающих внимания, в его комнате стоял большой старинный шкаф, напоминавший Андрею двери в католическом соборе. Он сбросил с себя одежду и зашвырнул ее в темные глубины шкафа — повесить аккуратно уже не было сил. Затем рухнул на огромную двуспальную кровать и отключился.